|
- цикл народных
рождественских праздников (с вечера 24 декабря
по 6 января), игр и песен. Малорусская колядка - рождественская
величальная песня, затем само славленье, самый обход с такими песнями
(колядованье) - примыкает к малорусскому же тесному значению слова К. -
вечер 24 декабря. Слово К происходит от греч. kalandai и лат. calendae и
встречается у всех народов, находившихся под прямым или косвенным
влиянием Рима: франц. chalendes, провансал. calendas, румынское colinda,
чешск., сербск., словацк, koleda, словинск. kolednica, coleda; у
абхазцев коланда, у гурийцев каландоба значит новый год. Древнеримским
праздником январских календ (от 1 до 5 января) завершался целый
праздничный цикл, общий всему греко-римскому миpy; цикл этот начинался с
Врумалий в честь Диониса Фракийского (от 24 ноября до 17 декабря),
обнимал Сатурналии и Опалии (от 17 до 23 декабря) и Воты (от 23 декабря
до 1 января) и в общем проникнут был символизацией плодородия, надеждами
на жатву и весельем, достигавшим своего апогея в конце - в январских
календах, празднике общей радости, братавшей сословия, возрасты и
положения. Языческий праздник январских календ продолжали справлять и
христиане, что вызвало протест церкви. В борьбе с этим остатком
язычества церковь противопоставила языческому чествованию новолетия свой
собственный праздничный цикл, рождественский (с 24 декабря по 4 января),
языческим воспоминаниям - христианские, древним маскам и играм -
хождение со звездой и царями-волхвами. В результате получилась сложная
обрядность, в составе которой, наряду с христианскими, сохранились и
языческие элементы. Под влиянием христианства, празднование январских
календ при Юстиниане распространено было на 12-дневный святочный цикл от
Р. Хр. До Крещенья, а, согласно с этим, и песни календ стали означать не
только песни на новый год, но чаще все вообще рождественские или
святочные песни. В малорусских колядках языческий элемент проявляется в
обрядах, в запевах с Авсеня, с восхода солнца, и, быть может, всего
сильнее в колядовании с козой. Под козой здесь, несомненно, разумеется
какое-то мифическое существо. Обход с козой представляет остаток
верования, оставившего многочисленные следы и в Зап. Европе и
состоявшего, по толкованию Маннгардта, в том, что душа нивы (сеножати и
растения вообще) есть козло- или козообразное существо (как и Фавн,
Сильван), преследуемое жнецами и скрывающееся в последний несжатый сноп.
С течением времени в обряд с козой могли проникнуть и др. элементы, не
имеющие отношения к древнему язычеству. В самых песнях отчасти
проявляется разграничение элементов христианского и языческого.
Рождественские песни в тесном смысле назыв. колядками, они приютились
под сень церкви, поются в Румынии на лад священных песен, в Малороссии
членами церковных братств - черта, напоминающая колядные общества
средневековой Европы .К чествованию же языческого новолетия,
прикрывшегося именами христианских святых - свв. Василия (1 янв.) и
Мелании (31 дек.), приурочены другие песни, которые назыв. щедро(и)вками
и представляют свой особый размер, стиль, определенный древней
обрядностью, гаданиями о "щедром", богатом годе. Вне пределов Белоруссии
и Малороссии нет и термина щедривка или ему соответствующего. Кое-где
различаются и самые исполнители обряда, смотря по его языч. или христ.
источнику. Так, в Болгарии ходят под Рождество, славя Христа -
кольедари, под Новый год - восильичари, в Малороссии колядуют члены
церковных братств, иногда со старостой во главе, испросив благословение
священника, захватив церковный колокольчик и имея в виду выколядованное
обратить на какую-нибудь благочестивую цель, щедруют же преимущественно
дети, редко молодые женщины и парни; в Румынии под Рождество один состав
певцов (юноши и отцы семейств, люди от 18 до 45 лет), под Новый год
- другой (дети и юноши от 7 до 18 л.). Наряду с языческими и
христианскими мотивами, видную роль играют в К. мотивы бытовые,
находящиеся в неразрывной связи с основной целью колядок - "дим
звеселити", - прямо выраженной в самых песнях, в послесловиях, или
поколядях. Русские колядки совершенно чужды любовного элемента,
встречающегося в румынских рождественских песнях. Имея своей задачей
славление лица, которому они поются, выражение ему пожелания всяких
благ, русские К. отличаются серьезнностью и задушевностью. Содержание
этих пожеланий видоизменяется, смотря по полу, возрасту и состоянию тех
членов хозяйской семьи, к которым обращаются колядовщики: хозяину
сулится семейное счастье и довольство, девушкам - счастливый брак. Это
желанное колядка в эпической обработке представляет осуществившимся:
хозяин живет в довольстве и счастлив семьей, молодец - любовью и т. д.
Колядки, воспевающие идеал брани, сулящие славу воинских подвигов,
должны быть отнесены к числу наиболее древних. Во многих колядках
сохранились черты древнего дружинного и княжеского века. П. В.
Владимиров указывает многие черты, общие колядкам и былинам (напр.,
запевы и заключения). Отразилась в колядках и позднейшая эпоха борьбы с
поляками. Кое-что имеет и книжный источник (напр. "Ключ разумения",
Иоанникия Голятовского). Ср. "Kиев. Старина" 1889, ь 1 и 1891, ь 12).
Лучшие колядки сохранились в Галиции, у карпатских горцев. Большую
стойкость обнаружили святочные обряды, во многом отмеченные чертами
языческой древности, напоминающими как о чествовании новорожденного
солнца, так и о культе предков. Как праздник в честь рождения солнца, К.
сопровождается в некоторых местах России разведением костров (у сербов и
хорватов сожигают бревно-бадняк, у скандинавов julblock, у французов
caligneau, la souche de Noel, в Англии ylelog; осетины всю ночь под
Новый год поддерживают огни), и к ней повсеместно приурочено много
пожеланий урожая. Такое значение имеют переговоры за караваем хлеба,
обрядовое посыпание хлебного зерна, разнообразные гадания, мимическое
подражание паханию, которое у галицких русинов развилось в целую игру,
справляемую парубками в день св. Мелании. Благосклонное внимание богов,
с языческой точки зрения, обуславливалось надлежащим их угощением,
жертвоприношениями; отсюда обрядовое употребление хлеба, каши, но
особенно свиньи. В Великороссии печется еще козулька, имеющая вид или
козла на четырех ножках (Владимирск. губ.), или др. животных, или птицы
(Олонецкая губ.); козюльку берегут из года в год, чтобы скотинка ходила
летом домой и плодилась, а так же, чтобы ее любил дворовый хозяин.
Последнее поверье приводит нас к культу предков, который рельефно
выступает в рождественской обрядности Малороссии и Белоруссии. В "свят
вечир"(канун Рождества) вечерний ужин, состоящий, в Лубенском у.,
главным образом, из кутьи (ячная, изредка пшеничная) и узвара (отвар
сушеных плодов), имеет семейный и, в частности, поминальный характер:
кутью оставляют на ночь для умерших родственников; по народному
верованию, на стене бывают видны смутные отражения маленьких, как куклы,
людей, спускающихся к столу. Наибольшей архаичностью отличается
празднование святок у белоруссов, вообще не отличающееся от малорусской
обрядности. Любопытнейшую особенность белорусских святок составляют
игрища, которые имеют отношение к гаданью о суженом, но отчасти
напоминают и игрища "межю селы" летописца; наиболее замечательна
женитьба цярэшки - игра с вакхическим характером, изображающая свадьбу
нескольких пар. Изучение К. начато было в 1830-х гг. Снегиревым с точки
зрения мифологической, которая, со всеми своими крайностями, выразилась
в трудах О. О. Миллера и Афанасьева. Применение светил небесных к
домохозяину и его семье О. О. Миллер объяснял древним верованием славян
в существование самостоятельной семьи небесной, златоверхие теремы -
символизацией небесных пространств, освещенных солнцем, быстрое развитие
младенца Христа - исполински развивающимися силами природы и т. д. В
позднейшем и наиболеее обширном труде А. А. Потебни ("Объяснения
малорусских и сродных песен", т. II, Варш., 1887) мифологическая сторона
колядок и щедровок сильно ограничена и многому дано объяснение с точки
зрения бытового и литературного заимствования. В 1874 г. появился 1-й
том "Исторических песен малорусского народа с объяснениями", Вл. Б.
Антоновича и М. Драгоманова (Киев), где многочисленные К. и щедривки
внесены в отдел историч. песен века дружинного и княжеских; исходя из
представления о колядках, как о древнейших славословиях героям и
князьям,издатели пытались открыть в отдельных песнях воспоминания о том
или другом лице летописи. Костомаров, в обширной рецензии на этот
сборник ("Вестник Европы" 1874 г.. N" 12), признал, что общие черты
древнего дружинного и княжеского быта вошли в К. не по воспоминаниям об
отдельных исторических лицах, а потому, что черты эти были вообще
присущи нравам народа, складу его жизни, условиям его общественного
строя, его нравственным воззрениям и поэтическому вкусу. Наконец, с
точки зрения теории заимствования поверий, обрядов и песен взглянул на
колядки А. Н. Веселовский ("Разыскания в области русск. духовного
стиха", VII, 1883), который, отводя широкое место греко-рим. влияниям,
высказал предположение, что "вместе с проповедью христианства могли
переселяться не только церковные, но и народные обряды, удержавшиеся
случайно под сенью церкви и прикрытием христианского святого, а с
обрядом переселялись и сопровождавшие его песни - оригиналы наших
щедривок, как тем же путем могли заходить и оригиналы рождественских
песен". Особенно много доказательств представил А. Н. Веселовский в
подтверждение мысли, что внешняя обрядность, и прежде всего маски и
ряжение, представляет наследие римск. обихода, которое переносилось с
места на место сначала греко-рим. мимами, а затем их последователями и
подражателями, всякого рода шпильманами, глумцами и скоморохами.
Многочисленные малорусск. и белорусск. колядки и щедривки напеч. в
сборниках Чубинского, Кольберга, Шейна; варианты и новые песни в
"Киевской Старине"1871 г. ь 1 и 1890 г. ь 12; в ст. Хр. Ящуржинского,
"Колядки религиозноапокрифического содержания" ("Киев. Старина", 1895
г., ь2) и В. Милорадовича, "Рождественские святки в сев. части
Лубенского уезда" ("Полтавск. Губерн. Ведом. ", 1893 г., ь 42, 43 и 44 и
отд.). Ведикорусские колядки сравнительно редки; замечательно большая
колядка из Олонецкой Губ. изд. Колосовым в "Сборнике русск. языка и
словесности" (т. XVII, СПб., 1887); др. издания указаны в ст.
Владимирова: "Введение в историю русск. словесности" ("Ж. М. Н. Пр.",
1895 г., ь 4), к чему прибавить тексты, напеч. в губернских ведомостях:
владимирских 1867 г.,. ь29 и 1870 г., ь 23; новгородских 1873 г., ь 34 и
олонецких 1879 г., ь 36. Ср. еще Н. Сумцов, "Научное изучение колядок и
щедривок" ("Киев. Старина", 1886 г., ь 2 и отд.),его же, "Культурные
переживания" (Киев, 1890); Хр. Ящуржинский, "Белорусские колядки"
("Киевская Старина", 1889 г., ь 2); А. Хаханов, "Празднование Нового
года у грузин" ("Этнографическое Обозрение", 1890 г., кн. III).
|
