(Всеволод
Михайлович) - один из наиболее выдающихся писателей
литературного поколения семидесятых годов. Род. 2 февр. 1856 г. в
Бахмутском уезде, в старой дворянской семье. Детство его было не богато
отрадными впечатлениями; в его восприимчивой душе, на почве
наследственности, очень рано стал развиваться безнадежно мрачный взгляд
на жизнь. Немало этому содействовало и необыкновенно раннее умственное
развитие. Семи лет он прочел "Собор Париж. Богоматери" Виктора Гюго, и
перечитав его 20 лет спустя, не нашел в нем ничего для себя нового. 8 и
9 лет он зачитывался "Современником". В 1864 г. Г. поступил в 7 спб.
гимназию (теперь первое реальное учил.) и по окончании в ней курса, в
1874 г., поступил в горный институт. В 1876 г., он совсем уже собрался
отправиться добровольцем в Сербию, но его не пустили, потому что он был
призывного возраста. 12 апреля 1877 г. Г. сидел с товарищем и готовился
к экзамену из химии, когда принесли манифест о войне. В ту же минуту
записки были брошены, Г. побежал в институт подавать просьбу об
увольнении, а чрез несколько недель он уже был в Кишиневе,
вольноопределяющимся Волховского полка. В сражении 11 августа под
Аясларом, как гласила официальная реляция, "рядовой из
вольноопределяющихся В. Гаршин примером личной храбрости увлек вперед
товарищей в атаку, во время чего и ранен в ногу". Рана была неопасная,
но в дальнейших военных действиях Г. уже участия не принимал.
Произведенный в офицеры, он вскоре вышел в отставку, с полгода пробыл
вольнослушателем филологического факультета петербургского университета,
а затем всецело отдался литературной деятельности, которую, незадолго до
того, начал с блестящим успехом. Еще до своей раны, он написал военный
рассказ "Четыре дня", напечатанный в октябрьской книжке "Отечественных
Записок" 1877 г. и сразу обративший на себя всеобщее внимание.
Последовавшие за "Четырьмя днями" небольшие рассказы:"Происшествие",
"Трус", "Встреча", "Художники" (также в "Отеч. Зап.") укрепили
известность молодого писателя и сулили ему светлую будущность. Душа его,
однако, все более и более омрачалась и в начале 1880 г. появились
серьезные признаки психического расстройства, которому он подвергался
еще до окончания гимназического курса.
Сперва оно выражалось в таких проявлениях, что трудно было
определить, где кончается высокий строй души и где начинается безумие.
Так, тотчас после назначения гр. Лорис-Меликова начальником верховной
распорядительной комиссии, Гаршин отправился к нему поздно вечером и не
без труда добился свидания с ним. Во время разговора, продолжавшегося
более часу, Гаршин делал весьма опасные признания и давал весьма смелые
советы всех помиловать и простить. Лорис-Меликов отнеся к нему
чрезвычайно ласково, с такими же проектами всепрощения Г. поехал в
Москву к обер-полициймейстеру Козлову, затем отправился в Тулу и пешком
пошел в Ясную Поляну к Льву Толстому, с которым провел целую ночь в
восторженных мечтаниях о том, как устроить счастье всего человечества.
Но затем душевное его расстройство приняло такие формы, что родным
пришлось поместить его в харьковскую психиатр. клинику. Пробыв в ней
некоторое время, Г. поехал в херсонскую деревню дяди по матери,
оставался там 1,5 года и, совершенно выздоровевши, в конце 1882 г.
приехал в Петербург. Чтобы иметь определенный нелитературный заработок,
он поступил в контору Аноловской бумажной фабрики, а затем получил место
в общем съезде русских железных дорог. Тогда же он женился и чувствовал
себя вообще хорошо, хотя по временам у него и бывали периоды глубокой,
беспричинной тоски. В начале 1887 г. показались угрожающие симптомы,
болезнь развилась быстро, и 19 марта 1888 г. Г. бросился с площадки 4
этажа в просвет лестницы и 24 марта умер. Выражением глубокой горести,
вызванной безвременною кончиною Г., явились два сборника, посвященных
его памяти: "Красный Цветок" (СПб., 1889, под ред. М. Н. Альбова, К. С.
Баранцевича и В. С. Лихачева) и "Памяти В. М. Гаршина" (СПб., 1889, под
ред. Я. В. Абрамова, П. О. Морозова и А. Н. Плещеева), в составлении и
иллюстрировании которых приняли участие наши лучшие литературные и
художественные силы.
В чрезвычайно-субъективном творчестве Г. с необыкновенною яркостью
отразился тот глубокий душевный разлад, который составляет самую
характерную черту литературного поколения 70-х годов и отличает его как
от прямолинейного поколения 60-х годов, так в от поколения новейшего,
мало заботящегося об идеалах и руководящих принципах жизни. По основному
складу своей души Гаршин был натура необыкновенно гуманная и первое же
его художественное создание - "Четыре дня" - отразило именно эту сторону
его духовного существа. Если он сам пошел на войну, то исключительно
потому, что ему казалось постыдным не принять участия в освобождении
братьев, изнывавших под турецким игом. Но для него достаточно было
первого же знакомства с действительной обстановкой войны, чтобы понять
весь ужас истребления человеком человека. К "Четырем дням" примыкает
"Трус" - такой же глубоко-прочувствованный протест против войны. Что в
этом протесте не было ничего общего с шаблонною гуманностью, что это был
крик души, а не тенденция в угоду тому лагерю, к которому примкнул Г.,
можно видеть из самой крупной "военной" вещи Г. - "Из записок рядового
Иванова" (превосходная сцена смотра). Все, что писал Г., было как бы
отрывками из его собственного дневника: он не хотел пожертвовать в угоду
чему бы то ни было ни одним чувством, которое свободно возникло в его
душе. Искренняя гуманность сказалась и в рассказе. "Происшествие", где,
без всякой сентиментальности, он сумел отыскать человеческую душу на
крайней ступени нравственного падения.
Рядом с все проникающим чувством гуманности, в творчество Гаршина,
как и в нем самом, жила и глубокая потребность в деятельной борьбе со
злом. На этом фоне создался один из наиболее известных его рассказов:
"Художники". Сам изящный художник слова и тонкий ценитель искусства, Г.
в лице художника Рябинина показал, что нравственно-чуткий человек не
может спокойно предаваться эстетическому восторгу творчества, когда
кругом так много страданий. Всего поэтичнее жажда истребить неправду
мира сказалась в удивительно гармоничной сказке "Красный цветок", сказке
полубиографической, потому что и Г., в припадке безумия, мечтал сразу
уничтожить все зло, существующее на земле. Но безнадежный меланхолик по
всему складу своего духовного и физического существа, Г. не верил ни в
торжество добра, ни в то, что победа над злом может доставить душевное
равновесие, а тем более счастье. Даже в почти юмористической сказке "То
чего не было" рассуждения веселой компании насекомых, собравшихся на
лужайки потолковать о целях и стремлениях жизни, кончаются тем, что
приходить кучер и сапогом раздавливает всех участников беседы. Рябинин
из "Художников", бросивших искусство, "не процвел" и пошедши в народные
учителя. И это не из-за так называемых "независящих обстоятельств", а
потому, что интересы личности в конце концов тоже священны. В
чарующе-поэтической сказке "Attalea princeps" пальма, достигнув цели
стремлений в выбившись на "свободу", со скорбным удивлением спрашивает:
"и только-то"?
Художественные силы Г., его уменье живописать ярко в выразительно,
очень значительны. Немного он написал - около десятка небольших
рассказов, но они дают ему место в ряду мастеров русской прозы. Лучшие
его страницы в одно в то же время полны щемящей поэзии и такого
глубокого реализма, что напр. в психиатрии "Красный Цветок" считается
клиническою картиною, до мельчайших подробностей соответствующей
действительности. Написанное Г. собрано в трех небольших "книжках"
(СПб., 1882 и позже). Все они выдержали по несколько изданий. Большим
успехом пользуются повести Г. и в многочисленных переводах на нем"
франц., англ. и др языки.
С. Венгеров.
